– Кончите – позовете. И штоб тихо!
Три брата обступили лежащего Алексея, и он понял, что пора «просыпаться». Быстро вскочив, сыщик сунул правую руку в карман и спросил бодрым и трезвым голосом:
– Мужики, вы чего?
Асаф, средний из братьев, от неожиданности отскочил к порогу. Фома, напротив, сжал пудовые кулаки и с тупым и зверским лицом шагнул к Лыкову. Анисим стоял сбоку с увесистым латунным безменом для взвешивания шерсти – излюбленным оружием пьяных деревенских драк. Увидав взгляд гостя, он насторожился и остановил гиганта:
– А ну, братка, погодь. Чевой-то здесь не так.
– Анисим, – спросил его Лыков, – зачем тебе ночью безмен?
– Ты пошто вскочил? До ветру захотелось?
– Сон плохой привиделся. Будто вы меня убивать собрались.
– Значит, в руку сон-то. На кой ляд ты в кабаке мошной хвастался, дурья башка? Сидел бы молча, был бы живой. Купил лиха на свои деньги… Но, вижу, ты все время притворялся… Вынь-ка руку-то из кармана; чего ты там прячешь?
Лыков выхватил револьвер, но Анисим проворно и ловко ударил его с маху безменом по плечу. Рука сразу обвисла, как плеть, оружие вывалилось на пол.
– Та-та-та! – насмешливо сказал бандит. – И энтой хреновиной ты думал нас уделать? Как есть, дурак: гнилым носом, да кипарис нюхать…
– Можа, тятеньку позвать? – спросил Асаф. – Неладно как-то все идет, не как всегда.
– Щас я сделаю ладно, – прорычал Фома и бросился на сыщика. Тот со всей силы врезал здоровой рукой. Получив крепкий удар, верзила отшатнулся и озадаченно потряс головой.
– Черт, да он дюжий!
– Это сыщик, – догадался вдруг Асаф. – Он по наши головы пришел! Я кликну тятю, а вы не зевайте.
– А хошь и сыщик, все равно дело надо до конца доводить, – рассудительно сказал Анисим. – Одну руку я ему уже перебил. Главное, напасть теперь скопом и повалить. Давайте: раз, два…
Тут Лыков, как всегда в таких случаях, вместо того чтобы испугаться, разозлился. Сколько же людей эти стервецы здесь задушили, подумал он; пора их приструнить!
– …Три! – скомандовал Анисим и бросился Алексею в ноги, одновременно Фома накинулся на сыщика с кулаками. Однако вышло не по-ихнему. Лыков перехватил Анисима за ворот, пригнул еще ниже и резко столкнул с братом. Тот замешкался на секунду, и Алексей двинул ему головой в челюсть так мощно, что детина шлепнулся с грохотом на задницу. В ту же секунду Лыков прижал голову Анисима к лавке – тот пыхтел и безуспешно пытался вырваться – и обрушил сверху страшный удар здоровой левой рукой по темени. Словно забил гвоздь… Под кулаком хрустнуло, и бандит без звука прилег на край доски. Не останавливаясь, сыщик крутанулся на одном каблуке, а вторым с разворота заехал сидящему на полу с глупым выражением лица Фоме в переносицу. Тот всхлипнул и, как сидел, повалился на спину.
Асаф, словно завороженный, наблюдал от двери расправу непонятного гостя с братьями. Лыков перешагнул через огромную тушу Фомы, взял парня левой рукой за грудки и приподнял на пару вершков.
– Скажи-ка мне, щенок, где вы покойников скрываете?
– Дык ведь когда где, – пролепетал Асаф, болтаясь на воздухе. – За конюшней, быват, а быват, и в выгребе…
– Сколько их там?
– Примером ежели сказать, с десяток. Пустите меня, господин хороший, сам-от я никого не убивал!
Тут из сеней донесся голос Ярмонкина-старшего:
– Баял же я, штоб тихо, а вы? Экой грохот учинили… Ничего не можно вам доверить!
И Сысой Егорович вошел в избу. Удивиться он не успел. Алексей больной правой рукой приставил его к стене, а левой, держа в ней Асафа, приложился со всей силы. Казалось, по горнице разлетелись искры… С криками отец и сын Ярмонкины повалились на пол. Тут сзади послышался шорох. Лыков, не оглядываясь, уперся ногой в стену и оттолкнулся. Влетел во что-то большое и мягкое – это оказался поднявшийся было Фома. Богатырь снова не устоял на ногах и повалился навзничь, увлекая за собой и сыщика. Алексей извернулся, оседлал убийцу, сложил руки в замок и наотмашь ударил в уже разбитую переносицу. Фома всхлипнул во второй раз и застыл без движения. Лыков и сам чуть не потерял сознание от боли в ключице, однако разлеживаться было некогда. Титулярный советник быстро поднялся, осмотрелся. Драться оказалось уже не с кем. Четыре тела лежали по углам, не шевелясь, да за печкой выли вполголоса ярмонковские снохи.
Пошатываясь и осторожно ощупывая плечо, Алексей вышел из страшной избы-западни на улицу. Было темно и тихо, неподалеку сонно мычала корова, на небе ярко горели крупные августовские звезды. «Хорошо, – подумал он, – в городе таких нет. И что живой, тоже хорошо. Значит, не сегодня, не в этот раз…» И полез за свистком.
Резкие визгливые трели вызвали переполох сразу в двух концах села. От кабака бросилось на звук до десятка мужиков, судя по крикам – крепко пьяных. Лыков запоздало вспомнил, что его револьвер остался в избе, драться же с этой ордой сил уже не было. Полицейский отряд ломился в темноте от овина по картофельным грядам и запаздывал. Бежать в дом? Вдруг на дороге появилась ладная, крепкая фигура Палагуты. Намного обогнав остальных, он встал перед вершининцами в спокойной и начальственной позе.
– Чего вылупились, мужики? Али давно полиции не видели?
– Ах ты, фараон поганый! – заорал в ответ рослый детина с колом в руке. – Кто тя сюды звал? Порву!
И бросился на Палагуту. Лыков не успел даже испугаться за товарища. Тот взялся за рукоять сабли, в свете луны вспыхнула тусклая и короткая молния и описала восьмерку. В-жик! В одну сторону полетел отрубленный конец дреколья, в другую – ухо. Детина бросил палку, схватился за то место, где это ухо только что было, и заорал дурным голосом. Мигом протрезвевшие вершининцы развернулись прочь, но были остановлены короткой репликой: