Хроники сыска - Страница 41

– Вот проклятая баба, – пробормотал Павел Афанасьевич. – Ну, держись же у меня! Иди, Степа, отдыхай; скажи там, чтобы чаю мне принесли.

Однако уже через час агента снова вызвали к начальнику. Тот сидел такой же мрачный, но в глазах его играла какая-то лихая мысль.

– А расскажи-ка мне, брат Девяткин, как наша Евдокия живет? Все, что успел разузнать: дом, лавка, соседи, родня…

– Значится, так, ваше высокоблагородие, – агент почтительно присел на край стула. – Проживает она в купленном ею двухэтажном доме на Никольской улице, прямо подле храма князей Грузинских – той самой, Вознесенской церкви. Место, можно сказать, хорошее. Внизу собственно лавка, а наверху жилое помещение. Открывает торговлю в скоромные дни в семь утра, в семь вечера закрывает; в постные торгует с девяти до трех.

– Чем?

– Прочим товаром: свечами, швейным прикладом, шалями и башлыками, а еще свежей рыбой.

– А кто ей мясо поставляет?

– Окрестные мужики, по старым договорам, еще от прежнего хозяина заключенным.

– Кто еще живет в доме с Киенковой?

– Ейная тетка. Шестидесяти пяти лет, на один глаз слепая и не далекого ума. Но в лавке Евдокию подменяет, прибирается, да и есть с кем поговорить!

– Живут как?

– По всему видать – деньги у бабы имеются. Не все она в покупку вложила.

– В гости ходит? Или к ней кто заглядывает?

– Сама – только в церковь и на базар, по воскресеньям с теткой променад после обедни делает. К себе же принимает торговца скобяным товаром Кузубова, пятидесятилетнего вдовца. Говорят, он ее сватает.

– Чем питается? Кто ей готовит?

– У себя в доме и столуется, а готовит сама – она же бывшая кухарка.

– А не знаешь, случаем, нет ли у Евдокии похвальной привычки выпивать чарку? Может, с гостем-вдовцом или так, за обедом?

– Вы, ваше высокоблагородие, когда меня тама оставляли, велели все, даже мелочи какие, разузнавать и запоминать. Так вот. Был я в ее лавке два раза, когда сама Киенкова на базар уходила. За нее тетка оставалась. Глупая и болтливая старуха; не остановить ее, так до вечера будет языком трепать. Так вот. Я ей слово за слово, о многом поразузнал. И сказала она мне, тетка-то, в числе прочего, что племянница привезла из Нижнего вредный обычай – выпивать рюмку настойки перед обедом. Эдак сейчас многие из прислуги-то делают…

– Так-так-так! Из чего настойка?

– Из пенника на березовых почках. Говорит, для здоровья пользительно.

– Одну рюмку? Не больше?

– Так точно, одну, но кажний день. Так вот.

Благово молча стукнул себя кулаком по колену, допил остывший чай, сказал:

– Молодец, Степан Михеевич. Что хотел, я узнал. Ступай и позови ко мне Лыкова.

Когда Алексей вошел, его шеф, как гимназист, сидел на подоконнике и глазел на Волгу.

– Хорошее у нас место для управления полиции выбрали… Садись. Смотри, что я придумал. Мы ее отравим.

– Кого?

– Евдокию Киенкову.

– Это за то, что правды не говорит? Славная мысль. А заодно Гаранжи, Подгаецкого да и Ивана Лелькова. У меня и другие есть кандидаты!

– Не зубоскаль, я серьезно. Проповедь отца Михаила не помогла. Тяга к сытой и независимой жизни в Киенковой сильнее, чем страх Божьего суда. К жизни – понимаешь? И если этой самой жизни возникнет угроза, бывшая кухарка должна будет повести себя решительно.

– О какой угрозе вы говорите, Павел Афанасьевич?

– О попытке отравления, но неудачной. Евдокия, разумеется, припишет ее Гаранжи с Бурмистровой.

– Я все еще не понимаю. А кто предпримет эту попытку?

– Мы. Мы подсыпем ей в пищу яд. Не смертельный. Но такой, чтобы здорово напугал: рвота, частое сердцебиение, круги в глазах… Совершенно не опасно, но ощущения жуткие – есть такие вещества. Очухавшись и сведя концы с концами, Киенкова придет к нам и расскажет правду. Ей придется спасать свою начавшую налаживаться жизнь, а сделать это можно лишь одним способом: услать Гаранжи с его сообщницей на каторгу. Ведь, не добившись успеха с первого раза, убийцы будут пробовать дальше и дальше, пока не добьются своего. Так она подумает…

Лыков долго сосредоточенно разглядывал своего начальника, потом подошел и осторожно потрогал его лоб своей ладонью. Тот был совершенно холодным.

– Вы это все серьезно, Павел Афанасьевич?

– Совершенно серьезно.

– А если у Киенковой больное сердце или предрасположенность к эпилепсии? Что, если она умрет от вашего опыта? Тогда на каторгу пойдут не Гаранжи с Бурмистровой, а Благово с Лыковым. И еще: без разрешения полицмейстера мы не имеем права проводить подобные… хгм… даже не знаю, как это назвать. А Николай Густавович никогда этого не позволит.

– Во-первых, у нас нет другого выхода. Кухарка – ключевой свидетель, но без подобного толчка она будет молчать всю жизнь! Во-вторых, я не могу допустить еще одной, после Лелькова, истории с безнаказанным убийством. Так мы совсем потеряем доверие обывателей! И в-третьих: ты знаешь, что такое капринус?

– Яд?

– Нет, это гриб. Красивый, белый, лохматый. В народе его называют навозником.

– Что-то припоминаю. Он ведь несъедобный?

– Вполне безопасный, если его правильно приготовить. Главное, не пить при этом никаких крепких напитков. Иначе тут-то все и случится…

– Что случится? Отравление?

– Да, но особенное. Слабое по действительной опасности, заведомо не смертельное, но удивительно страшное по внешним признакам. Рвота, понос, жар и временная потеря зрения, и это уже через полчаса. Но самое интересное начинается потом. Сначала лицо у человека делается свекольного цвета. Представляешь? Затем такой становится кожа по всему телу. Через некоторое время оттенок меняется на фиолетовый! Но кончик носа и мочки ушей остаются при этом бледными, почти белыми. Жуткое зрелище! Я видел такое один лишь раз, в 1872 году. Тогда жена дворника с Новой улицы решила отучить мужа от пьянства и наняла знахарку. В городах и вообще в развитых местах – в торговых селах, на трактах – этот способ лечения от запоев совершенно неизвестен. Он древний, и применяется исключительно редко в глухих северных углах деревенскими колдунами и ведьмами. С точки зрения медицины все просто: гриб-навозник содержит вещество под названием коприн, которое, растворяясь в алкоголе, поражает печень. Причем, повторюсь, не сильно и ненадолго. Сам алкоголь действует на ту же печень намного более разрушительно, и ничего! Продается в кабаках без ограничений и ядом не считается…