Хроники сыска - Страница 81

– Да, Михаил… Это имя звучало.

И барышня, уткнувшись в свои ладошки, беззвучно зарыдала.

Лыков бросился к графину с водой, вынул свой платок, крикнул из приемной нашатырю. Через минуту Варвара Александровна успокоилась настолько, что снова смогла говорить. Рассказала она следующее:

– Я росла без матери; она умерла, когда мне было три года. Папа очень ее любил. Теперь я – смысл его жизни. Осенью у папа обнаружилась чахотка. Он… он умирает. И не доживет до лета. Его беспокоит мое будущее, и это беспокойство только добивает его! Все из-за этих проклятых денег.

Дело в том, что Нефедьевы очень богаты, но богатство их особенное. Папа владеет заповедным имением площадью более тридцати тысяч десятин, в Варнавинском уезде Костромской губернии. Это дает почти сто тысяч годового дохода, а в будущем даст и еще больше. Обратил имение в заповедное мой дед, еще в пятьдесят первом году; он же и упросил государя разрешить. Папа тогда было двадцать лет, и он проявлял себя как большой мот. Дедушка боялся, что его старший сын проиграет все в пух, и решил сохранить земли таким способом. Спустя столько лет его решение бьет по нам! Ведь я – единственный ребенок и как женщина не могу быть наследницей майората. Хотя у отца есть еще младший брат, Евдоким.

– А он имеет сыновей?

– Нет, дядя бездетен и никогда не был женат. Мне кажется, ему и не хочется ни с кем себя связывать. Бывают такие люди, которым лучше всего с самим собой…

– Бывают, – согласился Лыков, незаметно, как ему казалось, присматриваясь к гостье. – Но вернемся к убитому гимназисту.

– Да, конечно. Осенью, когда папа понял, что не доживет до моего замужества и появления внука мужеского пола, он уговорил дядю Евдокима удочерить меня. Заранее, до его… ну, вы понимаете. Тогда имение перейдет к дяде, а когда у меня появятся дети, они станут законными наследниками.

– И дядя согласился?

– Да. Но не спешил оформить. Он все откладывал, откладывал… И дотянул до появления того человека, о котором я и пришла рассказать.

– Я попробую догадаться. К вашему отцу пришел незнакомый юноша и сказал, что он его сын. Причем рожденный в законном браке.

– Как вы это узнали? – поразилась Нефедьева. – И что еще вам известно?

– Далеко не все. Юноша, явившийся к Александру Евгеньевичу, и был убитый впоследствии гимназист Михаил Обыденнов.

– И он не солгал? Он действительно мой кровный брат и законный сын папа?

– Этого мы пока не знаем. Сам Обыденнов был в этом убежден. И достал какие-то бумаги, подтверждающие, как ему казалось, его слова. Мы полагаем, что кто-то принял гимназиста всерьез – и убил.

– По вашему, папа имеет к этому отношение?

– Извините, но… Ищи того, кому выгодно. А ему появление Обыденнова с претензиями на наследство было как нож острый.

– Да. Я постепенно это поняла. Папа хотел спасти меня, а погубил свою душу!

– Вы это наверное знаете?

– Он сам так сказал.

– Расскажите все по порядку и как можно подробнее.

– Этот юноша – Обыденнов, как вы сказали – появился у нас в доме неделю назад. Его провел к папа камердинер Ипатий. Он еще из дворовых. Очень старый и преданный, Ипатий – как член семьи. Я ничего не знала, но услышала из своей комнаты громкие голоса. Вышла, прислушалась: папа на кого-то кричит! Никогда еще не слышала такого его голоса! А другой голос, молодой и незнакомый, спорит с папа, и настойчиво. Без угрозы, а… с какой-то любовью. Очень необычно! Я не могла понять, что это за беседа. Потом визитер ушел, а папа долго отказывался видеться со мной. Заперся и о чем-то думал. Уже под вечер вышел – на нем лица не было… И он сказал: «Варвара, случилась страшная вещь. Не спрашивай меня ни о чем. Нашему благополучию явилась неожиданная угроза. Тебе нужно как можно быстрее стать удочеренной моим братом. Как можно быстрее! А я устраню эту угрозу».

– И все? Ваш отец не объяснил вам, что это за угроза?

– В этот раз нет. На другой день приехал дядя Евдоким, и они принялись вдвоем совещаться. И вдруг появился третий.

– Кто?

– Я не знаю. Опять я только слышала голос. Тоже молодой, но какой-то… чугунный. Вкрадчивый. И убеждающий. Неприятный голос. Я разобрала лишь одну фразу.

– Вспомните ее дословно!

– «С вас по пятьдесят тысяч с каждого, и все решится быстро».

– Та-а-к… Понимаю…

– Я испугалась и убежала, не дослушав. А вечером папа снова пришел. Вот тогда-то он и сказал мне: «Я погубил свою душу ради тебя, живи долго и счастливо и молись за своего несчастного отца». Я заплакала. Не понимала ничего, кроме того лишь, что случилось что-то ужасное и папа в этом замешан.

– Дальше.

– Дальше осталась только последняя беседа папа с его братом, вчера вечером. Дядя Евдоким сказал: «Дело сделано. Угрозы больше нет, и я никого не собираюсь удочерять! Не все тебе владеть семейным богатством – теперь моя очередь. Отходи быстрее к праотцам, не мешайся под ногами». Вот так!

– А Александр Евгеньевич?

– Он потерял дар речи от такого предательства. Долго не мог поверить, убеждал: «Ты же брат мне, ты обещал! Единственную племянницу нищенкой сделаешь?» А тот смеется… И тогда папа сказал: «Я обращусь к государю. И все там напишу: как мы с тобой скинулись на убийство законного наследника».

– Так и заявил: «законного наследника»?

– Да. Я как услышала слово «убийство», чуть без чувств не упала… Поняла, что именно имел в виду папа, и ужаснулась…

– Продолжайте. Каков был ответ Нефедьева-младшего?

– Дядя Евдоким очень рассердился. Он заявил: «Смотри, как бы с тобой чего не случилось! Или с ней». Он имел в виду меня, понимаете? И уехал. А папа пришел ко мне в третий раз и сказал: «Теперь вся надежда на государя». Затем он велел запереть все двери, вызвал в дом кухонного мужика Василия – тот очень сильный человек – и поручил ему караулить днем и ночью. И никого не принимать! А после ушел молиться и молился целую ночь. Я просыпалась, подходила к двери, прислушивалась – он все молится. И я не выдержала. Встала сегодня утром и пошла к вам. Я боюсь за отца! Приставьте к нему, пожалуйста, охрану. И еще… Если он что совершил, если он виновен – то из-за меня. Папа желал мне счастья, даже ценой своей души. А мне такого счастья не нужно. Посадите меня в одну камеру с папа! Понимаю, что говорю, видимо, глупости, но вдруг это возможно? Он очень болен и не проживет более двух месяцев. И будет даже рад наказанию. Особенно, если мы окажемся с ним вместе… И тогда Бог, может быть, простит его. Папа уже страдает и раскаивается. Получается, что я донесла на собственного отца, да?