Хроники сыска - Страница 47

Наконец на четвертые сутки поутру Благово услышал в коридоре необычный шум. Высунувшись, он увидел долгожданного Фороскова. Тот стоял посреди приемной с гордой осанкой джигита, одетый в белый бешмет и черную черкеску с газырями! На поясе у старшего агента красовался огромный кинжал в ножнах с серебряными накладками. Костюм дополняли партикулярные суконные брюки и замызганные башмаки с калошами… Весь наличный состав отделения столпился вокруг приезжего, выражая восхищение. Лыков, давясь от смеха, сказал начальнику:

– Батоно приехал. Дикий абрек спустился с гор!

Благово ухмыльнулся, обнял Фороскова за плечи и увел к себе в кабинет; Алексей прошел следом.

– Ну, Петр Зосимыч, не томи душу. Привез? И что за улики?

– Точно так, Павел Афанасьевич. Это письма Василия Гаранжи к его сестре Елене. Изъяты законным образом, акт подписан тифлисским полицмейстером. А в письмах – все, черным по белому…

Благово стукнул себя кулаком по колену и вскочил в сильном волнении.

– Точно ли все? Знаешь же наших сердобольных присяжных – рады «оставить в сильном подозрении».

– На всякого мудреца довольно простоты. Ваш приятель Мачутадзе очень помог. Костюм, кстати, от него – подарок вам. Простите, не удержался, надел; желал произвести впечатление.

– Произвел! Но ты о деле давай.

– Мачутадзе доложил о моем задании полицмейстеру, и тот устроил в своем кабинете негласную встречу с мужем Елены Гаранжи, де Рошефором. Действительно, солидный человек, исправляет должность главного землеустроителя Кавказского наместничества и на Пасху сделан генералом. Богат, владеет двумя домами на Вельяминовской улице – она в Тифлисе из числа главнейших. Когда он услышал историю с перепелами с участием своего шурина, то весь побледнел. Отдышавшись, рассказал, что в прошлую субботу в Каджиоре, на даче, он тоже ел перепелов и сильно отравился, едва не умер. Четыре дня пролежал в постели и только вчера вернулся к службе… А птичек тех готовила его супруга! Еще де Рошефор рассказал, что отношения его с женой в последние месяцы сильно охладели. Видимо, она завела себе кого-то на стороне и стала тяготиться браком. Муж стал ощущать, как он выразился, «витавшую в воздухе какую-то для себя опасность». И тут моя история о том, что произошло в Нижнем Новгороде! Кончилась наша беседа тем, что, по распоряжению полицмейстера, была произведена немедленная выемка переписки Елены де Рошефор. И все стало ясно… Сейчас эта поганая баба (кстати, красавица, как и ее братец) сидит в Метехском тюремном замке под следствием. С писем к ней Василия Гаранжи была снята и заверена нотариусом копия, а мне выдали оригиналы. Вот они.

Форосков выложил на стол пачку писем, взял верхнее.

– Я уже разложил их по порядку. Первое упоминание в этом. Конец октября прошлого года; Василий только что приехал сюда. Послушайте, что он пишет сестре:

«…Ты говорила, что не можешь более выносить этого надутого индюка – своего мужа. Я же тебе рассказывал об одном верном средстве – помнишь? Когда весною я проиграл три с лишком тысячи юнкеру Тилло, достаточно оказалось одного ужина с перепелами, и долг стало некому отдавать! Дорогая, решайся скорее. Люди обычные – это только пыль под нашими ногами. Ударь каблуком об каблук и сбей эту пыль, чтобы не мешала тебе идти дальше. Скучаю по тебе, по твоим плечам…» Далее три страницы всяких непотребств.

– Что, там еще и кровосмешение? – брезгливо скривился Благово.

– Да, Павел Афанасьевич. Брат и сестра Гаранжи состояли друг с другом в любовной связи.

– Фу! Ну и семейка…

– Следующее письмо – от начала января текущего года: «…Рад за тебя, что ты наконец решилась. Иди в Колючую балку и найди там абхаза по имени Ираклий. Скажешь ему, что тебя прислал один покупатель из Телави – это пароль. Еще скажи, что тебе нужна перепелка, такая же вкусная, как в Ахалцихе. Тушка стоит двести рублей. Не жалей этих денег, отдай не торгуясь. Все будет выглядеть как несчастный случай. Помни: готовить дичь ему и себе надо в разной посуде, но потом свою сковороду помыть! Будто бы все жарилось вместе. Когда выложишь перепелов на тарелки, добавь в свою несколько ложек подливки из ядовитой порции. Не бойся – тебя только стошнит, хотя и сильно. Так надо, чтобы полиция не догадалась. И не забудь сжечь это мое письмо!» Вот. И далее: «Дела мои здесь потихоньку налаживаются. Чую, не зря я привез с собой пару перепелов от Ираклия, про запас – скоро они могут пригодиться. Пока они лежат, помеченные, у Ваньки на погребе, вместе с обычными птицами; обычных мы потихоньку подъедаем. Черт, денег совсем нет! Так вот, здесь отыскалась одна дура, жена местного богача Бурмистрова. Эта толстая корова влюбилась в меня без памяти и готова теперь уже на все. Боже, как противно заниматься с нею любовью… Но можно взять миллион, а то и больше! Сначала его, а на ней женюсь. Потом переедем в Москву, затеряемся там, а по прошествии времени я прикачу к тебе богатым вдовцом. Потерпи, моя радость, два годика…», ну, и так далее. Как? Полагаю, достаточно для любых присяжных.

– Молодец, Петр Зосимович; лучше не бывает. И хвала женской глупости! Если бы она сожгла, как он ее просил, эти письма, мы ничего не смогли бы доказать. Действительно, на всякого мудреца… Алексей! Получи от меня подарок: лично арестуй этого стервеца и доставь сюда.

– Вот спасибо, Павел Афанасьевич! Только я не стану церемониться; чуть что – сразу в зуб.

– Будь осторожен – на нем четыре убийства.

Лыков презрительно сощурился:

– Уж эту птицу я как-нибудь ощиплю. И не таких ощипывали.