Хроники сыска - Страница 68

– Чем могу? – лаконично спросил Дегтярев, прочитав билет Лыкова.

– Вот, – Алексей высыпал ему на корявую коричневую ладонь пеклевань из конверта. – Не ваша?

Купец долго и внимательно изучал порошок, тер в кончиках пальцев, даже понюхал. Затем сгрузил муку обратно в конверт, вытер руку прямо об сюртук.

– Нет. Я бы лучше смолол. Рожь шланшжедтская, прошлогодняя. Мука блиновская, с Неклюдова, машина нумер три. Сделана позавчера.

И закричал без перехода на ближайшего приказчика:

– Степка, черт! На раздробительном дворе кули кончаются! Бегом!!

Второго туза, Митрофана Рукавишникова, Лыков нашел на ярмарке, в биржевом буфете. Тот сидел в паре с молодым Бугровым и уплетал селянку. Дав мукомолу доесть, Алексей подошел, поздоровался с купцами и вынул свой конверт. Ритуал с обнюхиванием повторился, повторилось и заключение: неклюдовский помол.

Решив, что этого достаточно, титулярный советник вернулся в управление. Однако вместо вызванного Ягоды его поджидал встревоженный Исупов.

– Так что, Алексей Николаич, привести мальчишку не представляется возможным.

– Почему?

– Лежит в Мартыновской больнице с проломанным черепом.

– Жив?

– Жив и сравнительно легко отделался, но побили сильно.

Лыков помчался в больницу. Ягода, с обвязанной головой и синяками под глазами, выглядел очень перепуганным.

– Кто тебя так?

– Не знаю.

– Не ври, Гершон. Это были два здоровяка, обсыпанные мукой?

– Вы же все равно ничего не сможете с ним сделать! Даже если заарестуете этих, он подошлет других. Мне велели уезжать, вот выздоровею и вернусь обратно в Рыбинск.

– И на Федора Андреевича Блинова можно найти управу. Ты ведь его имел в виду?

Ягода промолчал.

– Значит, это именно ты продал контрабандный морфий Бомбелю? И не указал о том в рапорте и соврал мне в глаза. Так тебе и надо, дураку… За это ведь тебя побили?

– Мойша-Рива меня выдал. Перед смертью. Как они меня колотили, боже ж ты мой! Я чуть не умер. Они придут снова.

– Опиши их приметы, и никто к тебе больше не придет.

– Ха! Вы зашлете их в Сибирь, да? Они там уже были! Сами говорили. И вернулись опять сюда. Из вашей Сибири только ленивый не бежит! Нет, вы не сможете меня защитить! Они сказали: уезжай, Гершон; и я уеду. Иначе сделаюсь клиентом хевры кадишы. Не спрашивайте меня ни о чем, ваше благородие. Я беззащитный еврей, маленький комиссионер, до которого никому нет дела, кроме мамы с папой. Вы сейчас уйдете по делам и сразу же забудете про Гершона Ягоду. Не только я боюсь; все боятся. Каждому провизору в городе передали команду: не продавать больше наркотику подросткам. Ни под каким видом!

– Команду? Какую еще команду? Кто передал?

– Эти двое. У них такие убедительные кулаки…

– И чья же команда?

– Человека, которого вы назвали, а я не хочу называть.

– Вот молодец! – не удержался Лыков. – Хоть и незаконно, зато действенно. Нас так не послушают, как Блинова.

– Еще бы не послушать! Они сказали: кто не согласится, пойдет следом за Бомбелем. Этот человек, которого я не называю, запретил продажу наркотики в Нижнем Новгороде. Этот человек приказал: только больным и только по рецепту доктора. Вот так! А мне велел уезжать…

– Не торопись с этим. Мы, сыскная полиция, тебя не отпускаем. Сначала послужи как следует. А человек, чьего имени ты не называешь, живет сейчас преимущественно в Казани и здесь бывает наездами. Мы действительно ничего не сможем с ним сделать. Сам он не убивал, а его ребята с убедительными кулаками – убили. И поедут в Сибирь. Ты полежи пока тут, в больничке. Скоро все кончится. И Блинова можно пугануть, да так, что мало не покажется. Он уедет в свою Казань и будет там долго отсиживаться. И за это время забудет про маленького комиссионера Ягоду. Если, конечно, Ягода перестанет связываться с «кикером».

– Уже перестал, ваше благородие!

– Ты будешь выдвигать против грузчиков обвинение?

– Упаси боже! Не убили, и на том спасибо! Они такие же грузчики, как я – обер-прокурор Синода. Видели бы вы их лица…

– Скоро увижу. А когда они увидят мое лицо, думаю, оно произведет на них должное впечатление. Я ведь, Гершель, тоже умею быть страшным. Так что больше меня не обманывай.

– Ни в жизнь, ваше благородие господин Лыков. Для маленького бедного еврея все страшные… Значит, я могу не уезжать? Это очень хорошо. А то у меня наметился гешефт на кишечном заводе. В понедельник. Я могу выйти из больницы к понедельнику?

Лыков рассмеялся и пообещал схватить убийц не позже воскресенья. Потом вернулся на службу и доложил о беседе Благово. Тот был поражен.

– Ай да старик! – сказал он с уважением. – И ведь на самом деле его послушаются. Никому не захочется плавать в пруду с ремнем на шее… Молодец. При бессилии полиции, при отсутствии необходимого закона он решил сам ввести такой закон. Пусть даже в одном городе империи. Право, не хочется его арестовывать, да это у нас и не получится. И хорошо… Помнишь, ты приводил слова Марца-младшего об убитом Бомбеле: «Он знал, что делает». Провизор получил то, что заслужил. Он никак не ожидал возмездия, ощущение безнаказанности поощряло его. Теперь же дана острастка всем: закон там, или не закон, а черту не переступайте.

– Но все же мы обязаны отреагировать!

– Обязаны. И отреагируем. Мы схватим непосредственных убийц. Если это действительно беглые, то, значит, ребята тертые. И тогда все понятно заранее. Опытные преступники всегда замешивают в свои дела богатых и влиятельных людей, а этим сам бог велел. Имя Блинова они назовут нам на первом же допросе. Федор Андреевич, прознав об этом, сядет на пароход и отправится по торговым делам в Казань. Его братья дружески побеседуют с убийцами, и те изменят показания. Признаются, что оговорили уважаемого человека со злобы. Убили, мол, и ограбили по собственному умыслу, ешьте нас теперь с маслом… Получат срок, уйдут в Сибирь, и там, где-нибудь на этапе, им передадут хорошую денежную сумму. С капиталом они легко вернутся в Россию. А Федор Блинов останется богатым и неприкосновенным человеком. Так?