Хроники сыска - Страница 69

– Да. С одним только дополнением: в Нижнем на какое-то время перестанут умирать от наркотики дети.

Благово вздохнул и велел дожидаться ушедшего в разведку Титуса. От нечего делать Алексей прогулялся по Гостиному двору с Голенищевым-Кутузовым-Толстым, послушал байки про Дальний Восток. Рыжей плутовки-хипесницы они опять не обнаружили, и Лыков вернулся в кабинет.

В шесть часов пополудни появился наконец Титус. Он был в мундире штабс-капитана 9-го пехотного Старо-Ингерманландского полка. Полк входил в дивизию, стоящую лагерем в окрестностях Нижнего Новгорода. Под видом интенданта Титус завалился к управляющему неклюдовской мельницей и предложил продать для армии муки.

– Давай, говорю, дядя, тысячу двести пудов. Правильная цена рубль и десять копеек за пуд. А я тебе уплачу рубль двадцать. Под расписку. Гривенник с пуда ты мне вернешь. По рукам? Вспомни девиз нашего времени: кауфен-феркауфен! Не то куплю у Дегтярева…

– И что дядя?

– Даже не удивился. Сказал, чтобы приходил в среду, когда они закончат молоть для Главного тюремного управления.

Сыщики посмеялись, Титус продолжил свой рассказ:

– Условились, что я приеду послезавтра, и пошли смотреть мельницу. Огромное предприятие! Главный корпус двадцать саженей высоты! Как скала, стоит над деревней. Ну-с, заодно я разведал и все остальное. Рабочие, которые не местные, живут в казарме при мельнице. Возле казармы – кабак, вечером они все там.

– Значит, и наши грузчики-душители около стойки должны обретаться, – продолжил Лыков. – Я потолкаюсь там, поспрошаю, нет ли у кого чего на продажу. Например, «кикера».

– Это слишком прямолинейно, – возразил Благово. – Деревня за городом. Муку мелят, крупу рушат. Вдруг приезжает незнакомый человек и сразу быка за рога: а нету ли у вас морфию? Они же не дураки.

– Как же тогда?

– Вас будет двое: Форосков продавец, а ты телохранитель. Петр станет предлагать ворованный спирт во флягах и необандероленные папиросы. И заодно покажет пару пакетиков с кокаином и ампулу с морфием. Предложит купить. Никто, конечно, не заинтересуется, кроме тех, кем интересуемся мы. И когда вы станете уходить, то, если вы ни в чем не проколетесь, они к вам сами подойдут. Заведут издалека разговор про «кикер», спросят цену, а потом предложат купить у них со скидкой. Форосков скажет, что товар сначала надо посмотреть. Когда душители принесут бомбелевский морфий, вы их и возьмете.

– Я против, – энергически вмешался Титус. – Их двое и наших двое. Полицейскую засаду в деревне не поставишь. Слишком опасно получается.

– Наших будет трое, если считать с возницей. Они же не пешком ввалятся в Неклюдово с флягами спирта на загривках.

– Все одно опасно. Парни здоровые. Куль муки весит девять пудов, а они такие целый день таскают. Притом – убийцы, а не какие-нибудь «портяночники».

– Ты знаешь, Яша, что обычно случается с человеком, если я задвигаю ему в челюсть? – спросил Титуса Лыков. – Сколько бы он там пудов ни таскал… Одного можешь сразу вычеркивать, а со вторым мы трое уж справимся.

– Быть по сему, – скомандовал начальник сыскной полиции, закрывая совещание.

Вечером следующего дня Форосков и Лыков сидели в кабаке на выезде из Неклюдова. Было сумеречно, но еще светло. Маленькая речка с приятным именем Везлома протекала под окнами, красное солнце опускалось за лес. Три десятка потных вываленных в муке рабочих галдели за столами. На незнакомцев косились, но пока не задирали.

Форосков, с жульническими бакенбардами и гаденькой улыбкой на лице, пошептался с кабатчиком. Фамилия его была – Босой. Угрюмый и болезненный, тот сначала не хотел смотреть товар. Петр настаивал. Завсегдатаи начали переговариваться вполголоса, их разбирало любопытство. Наконец кабатчик кивнул. Форосков щелкнул пальцами, и Алексей водрузил на стойку жестяную двухведерную флягу. Босой плеснул из нее в чайный стакан, отхлебнул, побулькал во рту и проглотил. Сразу полез за хлебом – крепко! Народ, окончательно заинтригованный, стал подтягиваться к стойке.

– Васек! Че принесли? Скусно?

– Брысь, ракло! – огрызнулся кабатчик. – Дойдет и до вас черед, сами же, ироды, и выжрете. Не мешайте коммерцию делать.

Покупатель и продавец шепотом заспорили о цене. Лыков тем временем шарил взглядом по комнате. Где эти душители? Вон там четверо здоровяков сошлись за осьмухой, у окна двое добивают косушку. В углу еще троица, и все не хилые…

– Слышь, паря, – толкнул Алексея в бок вихлястый разбитной мужик с одним глазом, – а еще чево имеете? Покажь обчиству.

– Это к хозяину, мое дело сторожить, – отмахнулся Лыков. – Глаз-то пропил, что ли?

Вокруг загоготали, обиженный мужик, ругаясь, вышел прочь. Подошел другой: высокий, богатырского сложения, с жестким бывалым лицом.

– А взаправду, что еще имеете? Васька-то втридорога выставит…

– Вот: папиросы дешевые, спирт. Часы можем продать, а можем и купить. Документик, потребуется кому, выправим.

– А паневежеский со справкой есть?

– Такая бумага, брат, пять косых стоит. На заказ делаем. Ты потянешь ли?

– Надо будет, то и сдюжу. А табак какой?

– Фабрики Чумакова, из Ярославля. Лучшая на Волге фабрика!

– Почем?

– Двадцать копеек дюжина. Бери – дешевле не сыщешь во всем христианском мире. Потому – без марок, по ночной фактуре получали.

– А не липовый твой товар-то? Табак небось до нас уже курили…

– Ты, дядя, про Федора Шелапутова слыхал? – обиженно спросил Лыков.

В лице гиганта что-то изменилось. Он наклонился к сыщику, сказал вполголоса:

– Товарищ мой был в Зерентуе, сурьезный мужчина.